Сайт: Известия

Статья: ГОСУДАРСТВЕННЫЙ АКТЕР МИЛОСТЬЮ БОЖЬЕЙ

Его, конечно, в первую очередь следует вспомнить как большого театрального артиста - актера Ленинградского академического театра имени Пушкина (в просторечии - Александринки). Тот театр, как никакой другой, оказался по масштабу его таланта да и просто по масштабу его недюжинных природных данных. Природа действительно не обидела его ростом (под два метра) и наградила необыкновенно красивым тембром голоса, который сам по себе был способен украсить любую самую небогатую в драматургическом отношении роль. Он как бы изначально был предназначен для императорской сцены, для имперского искусства.

Императорских театров в 30-х годах уже не было, но были театры академические, которые поддерживали и как могли продолжали традицию основательной пафосной театральности. Рядом с Черкасовым, который пришел в Пушкинский театр в 1933-м, служили в разные годы Леонид Вивьен, Николай Симонов, Константин Скоробогатов, Александр Борисов, Василий Меркурьев, Ольга Лебзак.

Впрочем, на эти высокие подмостки он взошел после того, как приобрел некоторую известность в легком жанре. Начинал-то он как эстрадный артист. Сегодня об этой странице его биографии современные зрители могут судить по номеру "Пат и Паташон", запись которого довольно часто воспроизводится на телеэкране. Потом Николай Константинович вспоминал, как трудно ему было с имиджем долговязого танцора адаптироваться в академической среде. Ведь по своей фактуре он мог претендовать на роль трагика Несчастливцева, а предъявить коллегам на тот момент смог комика Аркашку Счастливцева. Но ведь недаром эти два комедианта у Островского почти друзья. Если их пути-дороги и расходятся, то ненадолго.

После войны театральный Ленинград был заворожен его генералом Хлудовым в булгаковском "Беге". Тогда же и там же он сыграл трагическую роль Маяковского. Еще запомнились его оттепельные роли в пьесах "Доброе имя" и "Все остается людям".

До войны у актеров академических театров был обязывающий статус государственных артистов. Были в этом плюсы и минусы. Один из минусов состоял в том, что их неохотно снимали в кино - они казались слишком театральными.

Редко у кого из них столь счастливо складывалась судьба в кино, как это произошло у Николая Черкасова. Он много играл до войны. И какие это были работы! А начинал опять же с комедийных. Самой первой из них стала роль в "Горячих денечках", затем незабываемый и любимый не одним поколением отечественных зрителей Жак Паганель в "Детях капитана Гранта" со знаменитой песенкой "Капитан, капитан, улыбнитесь...".

После этого Черкасову покорилась роль, которая сделала его государственным артистом и в кино, - ученого Полежаева в фильме "Депутат Балтики". Ему довелось сыграть важных людей - Горького ("Ленин в 18-м году"), Стасова ("Композитор Глинка"). Первая по-настоящему трагедийная роль - царевич Алексей в "Петре Первом". А дальше - сотрудничество с Сергеем Эйзенштейном: сначала на фильме "Александр Невский" (заглавная роль), затем опять же заглавная роль в "Иване Грозном".

Благодаря последней работе он стал известным за пределами нашей страны. Благодаря ей же лично познакомился с товарищем Сталиным. Именно в беседе с Черкасовым Иосиф Грозный сформулировал претензии к фильму Эйзенштейна. И именно в этой беседе Сталин невольно расписался в своем сходстве и родстве с историческим злодеем.

Сталин, посмотрев, как в зеркало, первую серию фильма, понравился себе. И наградил авторов, в том числе и Черкасова, самым дорогим, что у него было, - Сталинской премией. А во второй серии он уже себе не понравился. Видно, режиссер с актером добрались до чего-то сокровенного в душе кровавого диктатора.

Гнев был велик, картина оказалась закрытой и едва не репрессированной.

До трагического пафоса Николай Черкасов поднялся еще однажды - в "Дон Кихоте".

Вроде у него была долгая, счастливая творческая жизнь. Но природа актерской профессии такова, что сколько бы артист ни переиграл на сцене и в кино, а все равно кажется, что лучшая роль так и осталась не сыгранной. И потому в юбилейные дни к восхищению сделанным великим артистом почти всегда примешивается толика горечи. Вернее, сожаления о том, что не удалось сыграть по причинам, не зависящим от артиста.