Сайт: Хронографъ

- Рада Никитична, говорят, ваша мама на работу ездила на обычном трамвае, а секретарь парткома завода, где она трудилась, долго не знал, что Нина Петровна Кухарчук является женой первого лица городского партбомонда, секретаря Московского горкома партии Хрущева... Скромность - это ваша фамильная черта?

- Действительно, так и было до одного курьезного случая. Секретарем парткома на Электрозаводе работал тогда энергичный товарищ Юров. Однажды по срочному вопросу он позвонил поздно вечером нам на квартиру и отрывисто спросил, кто у телефона? "Кухарчук", - ответила мама автоматически (тогда все называли друг друга по фамилии). "А ты что там делаешь, я звоню на квартиру товарища Хрущева?" Очень он был поражен тем, что Кухарчук, оказывается, жена Хрущева. А вопрос у него был срочный: подшефные луга были под угрозой вытаптывания военной конницей, необходимо было срочное вмешательство горкома. На следующий день он ее "допрашивал", как это она сумела скрыть свои семейные отношения с секретарем МГК. Она ответила, что не скрывала, а информировать товарищей на заводе без вопросов с их стороны не считала нужным. Кстати, с помощью МГК удалось-таки защитить подшефные луга от военного нашествия, Юров впоследствии был невинно репрессирован и погиб.

А на завод мама ездила действительно трамваем, и дорога от дома правительства до Электрозавода занимала не менее часа. Работала с восьми утра, возвращаясь к десяти вечера. Поэтому мама по-хорошему завидовала первой жене Куйбышева Евгении Коган - она в те довоенные годы работала секретарем МГК по пропаганде и регулярно устраивала походы в театры вместе с товарищами, среди которых был и Никита Сергеевич. Увы, из-за трехсменного режима работы завода, театральные походы часто приносились мамой в жертву производственной необходимости. Кстати, мама, привыкшая с детства трудиться, - типичная украинка.

- Хотя родилась, кажется, в Польше?

- Да, в селе Василев Томашевского уезда Холмской губернии в 1900 году. Ее отец был беден, как, в общем, все украинские сельчане.

- Один ваш брат, Сергей Никитич, почти всю войну был прикован к постели, другой брат, как я слышал, Леонид Хрущев, - погиб в годы Великой Отечественной, и командир его летного полка будто бы долго скрывал правду об обстоятельствах гибели?

- Действительно, войну брат Сергей встретил в неподвижности - ему запретили не только сидеть, но и вообще двигаться. Он лежал на досках, прибинтованный к специальной гипсовой форме. Тогда лечить туберкулез толком не умели, лекарств у нас просто не было. Родители консультировались у многих докторов, прогнозы были неутешительные, а советы одни и те же - свежий воздух, покой, питание.

Вскоре нас эвакуировали из Киева в Москву, а оттуда в Куйбышев, где семьи членов правительства разместили в корпусах бывшего военного санатория. Мы жили в одном домике с семьей Маленковых. Когда немцы подошли к Сталинграду, Маленковы перебрались в Свердловск, а моя мама, обремененная родственниками, от дальнейших переездов отказалась. Да и отец своими письмами из Сталинграда вселял уверенность, что немцы выдохнутся и за Волгу не пройдут. Семья у нас в то время была внушительная: помимо неподвижного Сергея четырехлетняя Лена, я и мамины родители, племянники и племянницы - всего 15 человек.

- Откройте тайну брата Леонида: правда ли, что перед своей гибелью в воздушном бою он в тылу убил человека?..

- Сперва он был летчиком на бомбардировщике. В начале войны это было равносильно самоубийству: самолетов прикрытия практически не было, а наши неповоротливые машины немцы расстреливали, как мишени. И с Леонидом вот что вышло. 26 июля 1941 года изрешеченный самолет Леонида (в воздушном бою "мессеры" сбили четыре машины из шести) дотянул до линии фронта и сел "на брюхо" на нейтральной полосе. Одного из членов экипажа убили в воздухе, а Леонид сломал ногу и получил сильные повреждения. Конечность заживала плохо и ее хотели ампутировать, но, угрожая пистолетом, Леонид не позволил. Через год, когда нога срослась, Леонид снова начал рваться на фронт, используя для этого все доступные ему средства.

И тут случилось несчастье. О том, что произошло, нам, малолетним, никто ничего не рассказывал. Но я слышала, как в доме шептались по углам, что Леонид убил человека и теперь... О событиях тех дней уже много позже писал в воспоминаниях генерал Степан Микоян. Он тоже воевал в авиации и лейтенантом прилетал в Куйбышев, где встречался с Леонидом. Так вот, по его словам, однажды в компании с братом оказался какой-то моряк с фронта. Когда все были сильно "под градусом", кто-то сказал, что Леонид очень меткий стрелок. На спор моряк предложил ему сбить бутылку с его головы. Леонид долго отказывался, но потом все-таки выстрелил и отбил у бутылки горлышко. Моряк счел это недостаточным: мол, надо попасть в саму бутылку. Леонид снова выстрелил и попал моряку в лоб...

Суд признал Леонида виновным. В то время за такие проступки в тюрьму не сажали, отправляли в штрафбаты на фронт. Леониду разрешили остаться в авиации. Так он снова оказался на передовой, в столь желанном истребительном полку. Однако повоевать ему пришлось немного. Брат совершил только шесть боевых вылетов. Во время седьмого, 11 марта 1943 года, его сбили. Произошло все над территорией, занятой немцами, к тому же самолет упал на болота. В пылу боя не сразу заметили его исчезновение. Но что-то о гибели Леонида надо было написать в боевом донесении, тем более что запрашивал командующий Первой воздушной армией генерал-лейтенант Худяков. Командир авиационного полка Голубев сообщил наверх, что летчики, выполняя боевое задание, были атакованы двумя "Фоккер-Вульфами-190". По докладу гвардии старшего лейтенанта В. Заморина (участника боя), самолет Хрущева сорвался "в штопор", а вот вывел ли его Леонид из "штопора", выпрыгнул ли с парашютом или разбился, - об этом донесение умалчивает.

Позже опытный летчик-испытатель Степан Микоян усомнился, сказав, что в подобной ситуации Як-7Б вообще в "штопор" не срывается, и лишь совсем недавно открылась новая версия гибели брата. Разбирая архив министра обороны брежневских времен Дмитрия Федоровича Устинова в 1999 году, вдруг обнаружили письмо того самого летчика Заморина, которое Устинов получил уже после смерти нашего отца. В письме Заморин кается в давней фальсификации событий того боя: "Командование моего полка было крайне заинтересовано в том, чтобы принять мою версию за чистую монету. Ведь оно тоже напрямую разделяло суровую ответственность за гибель летчика - сына члена Политбюро! Я струсил и пошел на сделку с совестью, сфальсифицировав факты. Я в рапорте умолчал о том, что, когда ФВ-190 рванулся на мою машину в атаку, зайдя мне снизу под правое крыло, Леня Хрущев, чтобы спасти меня от смерти, бросил свой самолет наперерез огневому залпу "фоккера"... После бронебойного удара самолет Хрущева буквально рассыпался у меня на глазах!.. Вот почему на земле невозможно было найти какие-либо следы этой катастрофы. Тем более что искать начальство приказало не сразу - ведь наш бой происходил над территорией, оккупированной немцами".

А несколько лет назад в тех самых болотах нашли останки летчика, которые пока не удалось окончательно идентифицировать. Но сохранившийся при нем шлем (говорят, только у Леонида был один такой на весь полк) дает основания полагать, что, возможно, это именно его останки.

- Известно, что ваш отец в Киеве отдыхал душой, а вы?

- У меня такое же теплое отношение к Украине, как и у отца, может быть, даже еще теплее. Никита Сергеевич все-таки русский, а мы с братом - где-то посередине, ведь наша мама Нина Петровна украинка. И брат Сергей почти всю жизнь по работе был связан с Украиной, с киевским "Электронмашем", а докторскую диссертацию защищал в Институте академика Глушкова. Я бы очень хотела иметь еще и украинское гражданство. Если бы закон позволял иметь двойное гражданство, я бы обратилась с просьбой об этом незамедлительно. Я ведь родилась в Киеве. Мы жили в чудесном фундаментальном доме в центре, который, увы, снесли, ибо он мешал строительству гостиницы "Москва" (ныне "Украина").

- Приходилось читать, что когда руководителя Украины Станислава Косиора отстранили и перевели в Москву, а на его место назначили вашего отца, ваши родители подружились с семьей опального Косиора. Это было нетипично...

- Этот случай мне известен от мамы. Перед той "рокировкой", когда Хрущевым предстояло ехать в Киев, мама долго расспрашивала супругу Косиора, как там и что надо брать с собой на жительство. Ей объяснили, что, по сути, не надо брать даже сервизов, мол, все есть. В ходе подобных консультаций и расспросов женщины действительно подружились. Никто не предвидел скорой трагедии. А когда Косиора расстреляли, мать говорила, что документ о необходимости его расстрела подписал действительно один человек - Вячеслав Молотов. Так сказано и в ее записях, где она ссылается на Никиту Сергеевича.

- Рада Никитична, вы уже на заслуженном отдыхе?..

- Нет, я работаю вот уже многие годы в журнале "Наука и жизнь". В былое время мы поддерживали тесные связи с вашим аналогичным журналом "Наука і суспільство", а теперь не знаю, жив ли он?

- Увы!..

- А мы живы и... самостоятельны совершенно, то есть существуем лишь за счет поддержки наших читателей и подписчиков.

- А когда вы в последний раз были в Украине?

- Давненько. Года три-четыре назад, это когда в Киеве проводилась презентация книги мемуаров отца. Была чудесная ностальгическая встреча, хотя и возникли огромные проблемы на вашей таможне с перевозкой книг Никиты Сергеевича Хрущева. Брат Сергей Никитич тогда очень огорчился...

- Спасибо за интервью и удачи вам!