Сайт: People's History

Статья: Борис Бабочкин (Совершенно Секретно)

"...Через три месяца мне будет 66 лет. На что я могу рассчитывать? Очень возможно, что на моем актерстве, на моем режиссерстве нужно ставить крест. В чем-то здесь я виноват, а в чем-то совсем не виноват. Счастливо или несчастливо складывалась моя судьба? Можно сказать и то и другое. Какой итог будет? Но, во всяком случае, я не смог реализовать одной десятой своих возможностей. Я унесу в могилу безотказный, почти исчерпывающий способ расшифровывать пьесу - перевести слова на язык действия. Кто умеет это делать? Я не знаю".

И спустя полгода:

"Прошло меньше двух сезонов с тех пор, как я ушел из театра. А я уже никому не нужен. Никто мне не звонит даже. Я в полном вакууме, в одиночестве... Положение мое более чем грустное. Оно - опасное, и не тем даже, что я на старости лет остался снова без театра. И не потому, сердце мое чует, что не работать мне, по-видимому, и в кино... Беда в том, что я попал в состояние полной и непоправимой - не дай Бог - апатии. Я лежу. Сплю (днем главным образом), молчу, жду телефонных звонков, а их нет, и ничего не могу и не хочу делать".

Бабочкин понимал абсурдность происходящего. Особенно когда получал письма, в которых знакомые и поклонники на полном серьезе спрашивали: что за каникулы устроил себе артист Бабочкин?! И грозились написать протест в Министерство культуры...

А орденоносец, увенчанный всеми наградами империи, писал в дневнике:

"Ох, если бы хоть кто-нибудь догадался всерьез написать такой протест! Ведь в других странах есть пресса, а у нас и этого нет! Могло бы со мной случиться то, что случилось здесь, если бы я был не народный артист СССР, а просто известный и хороший актер во Франции, в Швеции и т. д.? Нет. Не могло бы..."

И еще по поводу Малого театра - откровенно:

"Нужно смотреть в глаза фактам: в театр я не вернусь. Я уже стар, чтобы переделывать себя, и я уже стар, чтобы переделывать театр".

И все-таки он вернулся. Вопреки логике. Повинуясь инстинкту художника.

В семидесятые годы почти физиологическим образом правительственные театры перенимали черты старцев Политбюро. Жесткий ранжир, субординация, аккуратные награды к праздникам и юбилеям - с неизбежной же закулисной ворожбой.

В свой последний период в Малом Бабочкин работал молодо, азартно. Успел поставить "Достигаев и другие", "Грозу" (наконец-то!) и труднейшую, загадочную "Фальшивую монету" в филиале. Снялся в знаменитых "Плотницких рассказах", ставших классикой телевидения.

В 1975 году Бабочкин начал репетировать "Чайку". Хотел, чтобы Игорь Ильинский сыграл Сорина. Тот согласился. До этого они практически не пересекались в работе, если не считать того эпизода, когда Бабочкин почему-то предложил себя на роль почтмейстера в спектакле Ильинского "Ревизор" и действительно сыграл с десяток премьер. Репетиции еще не начались, когда жена Ильинского встретила Бориса Андреевича в театральной поликлинике. Седой, бледный, болезненно мрачный. Спросила, что с ним.

- Пошаливает, - ответил он, показывая на сердце.

Татьяна Александровна решилась сказать что-то в том смысле, что надо и остановиться, нельзя так много и на износ работать.

- А оно и само остановится, - как-то очень просто ответил Борис Андреевич.

17 июля Бабочкин получил в театре отпускные, отвез статью в "Известия" и поехал в штаб кинофестиваля. Возле "Метрополя" ему стало плохо. Он сумел припарковать свою "Волгу" к тротуару, никого не задев в потоке машин, и... рухнул на сиденье. Сердце остановилось.