Сайт: Газета (gzt.ru)

Статья: Cмысл в том, чтобы движение рождалось из внутреннего состояния

Легендарный французский танцовщик и актер, 82-хлетний Жан Бабиле - любимец Жана Кокто, Лукино Висконти, Ролана Пети и Мориса Бежара, создавший главную роль в культовом европейском балете 50-х «Юноша и смерть», - впервые приехал в Москву по приглашению Французского культурного центра.

- Вас, наверное, беспрестанно спрашивают о том, как создавался балет «Юноша и смерть»?

- Ну что поделаешь. Идея принадлежала Жану Кокто. Он опекал многих талантливых артистов, постановщиков, художников, мне посчастливилось быть в их числе. Так вот, Кокто сказал: «У Нижинского был его фирменный балет «Призрак розы», а я тебе придумаю твой «Призрак розы». Я страшно загорелся этой идеей. «Призрак розы» Нижинского мне тоже довелось танцевать, и, говорят, я неплохо справлялся (смеется). Но мне всегда было интересно создавать свои роли. Я не люблю копировать чужие, и мне не нравится, когда кто-то копирует мои. Спектакль решили делать в Театре Елисейских полей, где Борис Кохно, бывший секретарь Дягилева и друг Кокто, был художественным руководителем. Я изображал молодого человека, который ждет девушку, мучается оттого, что она опаздывает, а потом понимает что его возлюбленная – это смерть. Мы начинали было работать под джазовый аккомпанемент, но мне это вскоре стало поперек горла. Я заявил об этом Кокто, он сказал: «Ладно, музыку подберем под готовые движения». И ближе к премьере обнаружилось, что лучше всего подходит Пассакалия Баха.

- Как Кокто ставил, не будучи хореографом? И каков вклад Ролана Пети, а каков – ваш?

- Ролан ставил движения, а Кокто говорил: «Нет, это не годится. А вот это оставь. А вот это хорошо, но надо повторить три раза. В первый раз публика увидит, во второй – поймет, в третий – примет». Что-то я предлагал сам, импровизировал, и эти движения вошли в роль. Костюм тоже придумал я. Незадолго до работы над этим балетом я повредил ногу, еще не восстановил форму после травмы и не хотел выходить в трико. Репетировал в комбинезоне и предложил остаться в нем. Кокто измазал мне его краской, будто я художник в мастерской. Так мой рабочий комбинезон стал костюмом.

- «Юношу и смерть» после вас исполняли чуть ли не все ведущие современные танцовщики. Говорят, вы очень ревниво к этому относитесь. Неужели нет никого, кем вы были бы довольны в этой роли?

- Видите ли, все копируют хореографию, забывая, что это не балет, а мимодрама. Так определил жанр этой постановки Кокто. Мой отец, человек очень образованный и эрудированный в области театра, после премьеры сказал: «Да, потрясно. Но ты же не танцуешь, а только ходишь, прыгаешь, мимируешь…» Весь смысл в том, чтобы движение рождалось из внутреннего состояния. Из ожидания, вспышек злости и отчаяния, смятения в мыслях, осознания хода времени… Я там все время смотрю на часы – сначала с нетерпением, когда же придет девушка, а потом с ужасом: сколько осталось до смерти. Я исполнял эту роль в течение двадцати лет, не танцевал, а проживал ее. И когда я вижу, как неподходящие для нее люди просто воспроизводят движения, подчас неправильно заученные… Ив Сен-Лорану я как-то сказал: «Представь что это твоя модель, но скопированная где-нибудь в Бангкоке».

- Версию Мариинского театра вы видели?

- Что я могу сказать? Декорации не те, хореография не та… (разводит руками) Бангкок!

- Вы могли бы запретить исполнение?

- Авторские права принадлежат наследникам Кокто, но у меня есть документ, написанный им самим и удостоверяющий, что именно меня он считает носителем и хранителем подлинника. Так что при желании запретить мог бы. Но я не сутяга.

- Вы учились у лучших русских педагогов – Гзовского, Князева, Волынина. А сами преподаете?

- Я часто репетирую с молодыми артистами, люблю консультировать. Но преподавать - это требует расписания, регулярности, а я люблю спонтанность. Когда я что-то планировал, это обычно не осуществлялось. А самые удачные проекты рождались спонтанно. Бежар придумал использовать на сцене металлическую конструкцию, где я висел на руках, обвивался вокруг опор и т.д. И сделал балет Life. Или, например, работа с Висконти. Он задумал балет «Волшебник Марио» по мотивам Томаса Манна, спросил у него разрешение, Томас Манн согласился. И вот в La Scala Леонид Мясин под руководством Висконти поставил этот балет с моим участием. Одно из моих сильнейших театральных впечатлений – мизансцены его «Травиаты» в La Scala. Какой стиль, какие манеры! Я спросил его, как он этого добился? Он усмехнулся и ответил: «Видишь, в сцене бала все держат в руках бокалы? Это настоящие антикварные бокалы, каждый стоит целое состояние. Отсюда и манеры». Я счастлив, что работал с Висконти, у него было то, что я бы назвал «плодотворным взглядом». От одного его замечания в тебе пробуждался талант.

- А сейчас вам нужен чей-то взгляд, совет?

- Да, взгляд моей жены Запо. Она фотохудожник, от нее ничего не скроешь! (Смеется)

- У нас говорят: «Муж – голова, жена – шея».

- Не-е-ет! У нас в семье жена - голова. А муж (я то есть) – ноги!

Перетанцевавший смерть

Жан Бабиле родился в 1923 году в Париже. В 1941-м окончил школу при парижской Опере, где учился у лучших русских танцовщиков-эмигрантов. Прославился как виртуоз, поражая публику рекордным количеством вращений и легкостью исполнения сложнейших академических па. Выступал в труппах Марики Безобразовой, Ролана Пети, в 1952—56 годах - солист парижской Оперы, в 1956—59 годах возглавлял собственную труппу. Кроме ведущих партий в классических балетах и постановках ХХ века снимался в кино, играл в драматическом театре. Ныне 82-летний Бабиле продолжает выступать в спектаклях, поставленных специально для него.