Автор: Татьяна Филиппова,
Сайт: People's History
журнал "КАРАВАН ИСТОРИЙ", ноябрь 1999.
Cчитается, была я такой творческой, самостоятельной личностью, а теперь вот стала мужней женой. Я действительно ею стала - просто поняла: это важнее.
Я родилась в очень музыкальной семье. Ничего, если я начну с бабушки? Она армянка, правда, из Ростова. Бабушка была певицей, по воскресеньям часто пела на службе в церкви. Туда как-то зашел мой дед, услышал невероятный голос, подошел поближе и увидел маленькую, совершенно очаровательную круглолицую девушку. Он сразу же решил познакомиться и очень скоро на ней женился. В 1941 году, спасаясь от бомбежек, они бежали к родственникам в Армению - там было спокойно. Папа рассказывал, что хорошо помнит эти бомбежки.
Папа у меня был скрипач, известный в Армении музыкант, ученик Янкелевича - консерваторию он заканчивал в Москве. А мама - пианистка, она тоже армянка, но бакинская. Познакомились они в Ереване. В 1962 году папа вернулся в Армению и организовал свой камерный оркестр, который был вторым в Союзе после московского. Произошло это в год моего рождения. Так что я с детства не представляла себе, как можно жить без камерного оркестра.
Естественно, как нормальная дочка музыкантов, я училась в специальной музыкальной школе, играла на рояле. Играла, правда, довольно средне - меня никогда к этому не тянуло.
- Вы мечтали стать актрисой?
- Да, лет с двенадцати. Закончив школу, я объявила, что хочу поступать в театральное в Москве. И папа, который был очень мудрым человеком, не стал со мной спорить. "Пусть едет, - сказал он плачущей маме. - Пусть попробует. В конце концов не получится - вернется домой, а там посмотрим". И вот я поехала в Москву. Пробовалась всюду, как водится, и поступила в ГИТИС.
- Обычно музыкально одаренные девушки стремятся в Щукинское...
- У меня же была нацфактура! Вы знаете, что это такое? Помню, как один преподаватель из "Щуки" бросил мне: "Деточка, у вас мелодика". У меня, естественно, была поющая южная речь, густые брови и черные волосы. (А в ГИТИСе к таким вещам относились иначе - у них была специальная квота под союзные республики.)
Кроме того, меня, провинциальную девочку, завораживало само слово "ГИТИС". Курс набирал Туманов: когда его привозили в институт на "Волге", все стояли навытяжку. В общем, я подала документы и сразу же поступила. И на первом же курсе снялась в своей первой картине, что было совершенно невероятно: в ГИТИСе всегда придерживались жесткого принципа - к кино и близко не подходи.
Помню, как мы пришли в ГИТИС с каким-то помрежем просить, чтобы меня отпустили на съемки. Сначала мне отказали: "Нет, нет и нет, а если вы, девушка, хотите сниматься в кино, вместо того чтобы постигать азы профессии, берите академический отпуск". Я бросилась к руководителю курса, Туманову. Он выслушал меня и поставил условие: я могу ездить на съемки через день. "Подходит вам это?" Я сказала: "Да!" Мне предложили главную роль, да еще какую! Ануш - символ Армении, единственная героиня в армянской литературе. Есть даже коньяк "Ануш" - на этикетке девушка в косах и с кувшином. И вот армянская диаспора за рубежом выделила деньги, чтобы снять фильм-оперу по мотивам "Ануш".
Наверное, решиться на такое можно только в 19 лет, свято веря в то, что когда-нибудь из тебя получится Сара Бернар. После занятий в институте поздно ночью я вылетала в Армению, мама там меня откачивала-отпаивала, в семь утра я неслась на студию, ночью садилась в самолет - и летела обратно в Москву. И так два месяца подряд. После этого Туманов воспылал ко мне теплыми чувствами: всех студентов он называл по фамилии, а меня - Сато-детка. Мы очень друг друга любили.
Через год он умер, и мне стало совсем неинтересно учиться. Опять предложили серьезную роль в кино, и тут уже я решила уйти в академический отпуск. Пропустила год, а вернувшись, попала на курс к другому педагогу - там я была падчерицей. Пришла к диплому с полным отсутствием ролей. Сколько ни просила: "Ну хоть одну роль дайте, хоть во втором составе!" - в ответ слышала: "Зачем вам это надо? Вы же нигде показываться не будете, вас Спиваков и так пристроит". Я возмущалась: "При чем тут Спиваков?"
- А он тогда уже был известный, популярный...
- Ну да, конечно. Но самое-то интересное: пока мы не познакомились, я почти ничего о нем не знала. Крутилась в своем театральном мире... Помню только, что кто-то однажды передал папе в подарок виниловую пластинку Спивакова. Я ее везла в самолете, положила под ноги, и от горячего воздуха она прогнулась.
А за год до нашего знакомства мы с родителями смотрели "Голубой огонек" - это было первое выступление "Виртуозов" по телевидению. "Сувенир" Полторацкого, "Скрипач на крыше"... Я взглянула на экран - крупный план дали - и отметила: "Какой хорошенький!" Всех остальных скрипачей я знала, а этого - нет.
Еще помню, какая-то приятельница, театровед, рассказывала, что ее подруга-журналистка брала у него интервью. "Ты знаешь, - делилась она со мной, - он такой позер, такой дамский угодник... Представляешь, открыл ей дверь со скрипкой в руках! Специально, наверное, в прихожей скрипку держал". Теперь-то я знаю, что для него это обычная вещь, он со скрипкой просто не расстается.
И вот приезжаю я в Москву после своих съемок, чувствую себя совершенно опустошенной, живу в каком-то съемном углу, и вообще все не клеится. А в это самое время "Виртуозы" триумфально поехали в Армению давать концерты. Разумеется, в оркестре "Виртуозы Москвы" было много папиных друзей; они пришли к нам на ужин и привели Володю.
Он увидел мои фотографии - мама сделала выставку снимков из только что вышедшего фильма. В гриме, с косичками я была безумно хорошенькой. Как Володя рассказывает - а у него каждый раз появляются новые вариации на эту тему, - стоило ему увидеть эти фотографии, как его внутренний голос произнес: "Это твоя жена". А он этому внутреннему голосу ответил что-то жутко неприличное, вроде: "А пошел ты..." Такой диалог продолжался, пока Володя не спросил у папы: "А что ваша дочка делает?" - "Да вот, в Москве учится". - "А почему же она не ходит на концерты?" Вопрос риторический, потому что Спиваков приглашает на свои выступления всех, кто ему приглянется, будь то таксист или девушка на таможне. Не думая, есть билеты, нет билетов, он сразу: "Приходите на мой концерт, позвоните моей жене".
Он и тогда сказал: "Позвоните...", показав на сидящего за столом общего знакомого. Помню, папа говорил мне: "Ты знаешь, это такие потрясающие концерты! Если тебя пригласят, не отказывайся!" В Москве мне действительно позвонили, дали место в двадцатом ряду партера - было понятно, что я не самый важный гость. От концерта я получила огромное удовольствие и собиралась с этим удовольствием идти домой, как вдруг меня останавливает тот человек, что дал мне билет: "Ну ты хотя бы скажи ему спасибо!"
Обычная суета за кулисами, я подхожу и вижу: стоит невысокий, совершенно взмокший, уставший человек с веснушками. На сцене Спиваков казался мне таким большим, возвышенным, все было так изящно, элегантно, все искрилось - а тут он стоит в голубеньком свитерочке, с полотенчиком, а вокруг суетятся мама, сестра, директор, замдиректора... И я говорю: "Спасибо вам огромное, я дочка Зарэ Саакянца". Володя своим бархатным голосом отвечает: "Мне очень приятно, что на мой концерт пришла дочь таких родителей. Возьмите, пожалуйста, цветы". Сама не знаю, почему я попросила у него автограф, - никогда этого не делала. Он подписал мне программку, после чего сказал: "Сейчас я уезжаю, а в апреле вернусь. Может быть, увидимся?"
Потом, помню, он мне признался, что был слегка разочарован: "На фотографиях ты мне показалась такой красивой, а тут пришла с какой-то жуткой прической, в дурацком костюме". Я почувствовала себя оскорбленной. Мне тот брючный костюм шили так торжественно - мама всегда следила за тем, чтобы я хорошо одевалась, - а Спиваков его раскритиковал! "Почему же, - говорю, - ты все-таки решил со мной встретиться?" - "Решил на всякий случай еще раз проверить, прав ли мой внутренний голос".
Я пришла домой, поставила букет в вазу - он, кстати, очень быстро завял... А через месяц вдруг позвонил наш общий знакомый и позвал меня на чай. Я уже стала догадываться, в чем дело. Когда мы сели за стол, как бы случайно появился Спиваков... Потом он меня провожал домой, и это было очень забавно, потому что мы заблудились. Я тогда жила на "Ждановской", мы очень долго ехали на машине, и Володя сказал: "Ну, вы Сусанин!.." Уже жалел, что вызвался проводить. Я в ту пору стеснялась курить в присутствии посторонних, а в машине не выдержала и спросила: "Можно я закурю?" Он поморщился, протянул мне пачку "Салема" - как сейчас помню, в Москве таких сигарет не было.
Короче говоря, довез меня Спиваков к часу ночи. Я так неловко себя чувствовала, что попросила: "Позвоните мне из дома, чтобы я за вас не волновалась". Наши дети, когда я им об этом рассказываю, умирают со смеху: "Как, вы познакомились и говорили друг другу "вы"?" Я объясняю: "Конечно, он был намного старше меня и к тому же знаменитый музыкант".
- А какая у вас разница в возрасте?
- Восемнадцать лет. Но мне кажется, он выглядит так молодо, что эта разница незаметна.
И вот он позвонил мне в два часа ночи, и мы проговорили до семи утра. О чем? Обо всем на свете. Читали друг другу стихи, что тоже вызывает у наших детей страшный хохот. Потом он говорил о себе. Теперь я знаю, что Вова искренен на сцене и в жизни, просто жизнь для него - всегда действо, и, рассказывая что-то, он может играть какую-то роль. Он вообще человек очень многогранный. Может хулиганить где-нибудь на улице или дома, может быть значительным, мрачным или, наоборот, трогательным, как маленький ребенок. И все это он.
В эту ночь Володя играл роль одинокого путника: "Я одинокий волк..." - "Почему вы одинокий волк?" - "Ну вот так, один бреду по этой пустынной равнине..."
Он опять уезжал почти на месяц. И пообещал позвонить мне 18 апреля. Я долго носила в себе этот разговор, а когда мне прислали пластинку с записью его концерта, уже не могла о нем не думать. Наступило 18 апреля - помню, был очень красивый закат, и я все думала: интересно, позвонит или нет? Все-таки я одна из многих девочек в этом мире. И загадала: если позвонит сегодня, значит, это настоящее. А если через пару дней - надо заканчивать.
- Вы чего-то боялись?
- Как вам сказать - у меня до Володи не было настоящей, сильной любви, только какие-то девические воспоминания - легкие, кружевные, которые веса не имели. Я боялась вступать в серьезные отношения, боялась, что они меня ранят и я останусь опустошенной. Это была первая в моей жизни история, которая могла плохо кончиться.
Вечером он позвонил: "Что вы делаете?" Я ответила: "Жду вашего звонка". Мы договорились встретиться на следующий день в семь часов у памятника Пушкину. Володя предупредил: "Я могу опоздать, только если не успею доиграть что-то. Я всегда должен доиграть до конца".
- Он сделал вам предложение?
- Не сразу. Это был человек уже раненый - позади развод, причем развод болезненный: жена ушла от него с маленьким ребенком. Когда это произошло, Володе было 28 лет. И он, как я понимаю, пошел по жизни, пользуясь, так сказать, женским обаянием, очарованием и женщинами вообще в силу сиюминутной необходимости, и не более того. Мне так кажется, хотя об этом мы никогда не говорили - даже если живешь с человеком 16 лет, стараешься какие-то дверки не открывать.
Короче говоря, к тому моменту он был закоренелым холостяком - свободный артист Владимир Спиваков, который принадлежит миру и одновременно никому, ему не нужны ни семья, ни жена, ни дети, потому что он молод, красив, независим и все время в полете.
- Как же такой человек согласился променять всех женщин мира на одну?
- Ну, я не то чтобы целью это себе поставила, а просто поняла, что без этого человека жить не могу. Обычно за то, без чего не можешь жить, начинаешь бороться - сначала исподволь, а потом все настойчивее.
Он обитал тогда в малюсенькой квартирке на проспекте Вернадского: три комнатки, в которых некуда посадить трех человек, потому что Володя любит книги, ноты и всего должно быть много. В этой квартирке мы жили год после нашего знакомства.
В самом начале это было непросто - утвердиться рядом с ним. Меня буквально старались выдавить - как пасту из тюбика.
Я приходила в консерваторию и чувствовала, что на меня все смотрят и среди этих сотен глаз нет добрых, меня просто сверлили взглядами. Знаете, вот если есть у людей аура, у меня эта аура сразу же превращалась в решето. Мне казалось, что я не так сижу, не так стою, не так поздоровалась. Стоило пройти мимо и кого-то не узнать, как Володе тут же докладывали. Его друзья говорили: "Ну, нашел себе девочку. Молоденькая, глупенькая - актерка". Я знала: меня в лучшем случае воспринимают как декоративное существо.
Мне действительно приходилось очень тяжело. Я была совсем не уверена, что красива, нужна ему, что я вообще что-то собой представляю. К тому же в этот момент появилась другая женщина, которая вместе с Володей творила на сцене. Я понимала, что она к нему неравнодушна, а он восхищается ею как творческой личностью. Меня даже не ревность, а отчаяние брало, оттого что эта женщина не считается с тем, что я его жена. Правда, я достаточно быстро овладела ситуацией.
- А что надо делать в таких случаях?
- Во-первых, я считаю, на мужчину не надо орать, хотя я прошла и через это: кричала, швыряла предметы. На самом деле нужно делать совершенно обратное тому, что хочется. Тебя тянет хлопнуть дверью - а нужно успокоиться, хорошо одеться, улыбнуться. К сопернице, которой мечтаешь выцарапать глаза, нужно подойти, обнять ее, поцеловать и сказать: "Здравствуй, как ты сегодня великолепно выглядишь!" Наверное, это самый лучший рецепт - по крайней мере я к такому поведению стремлюсь, причем не только с женщинами. Но к этому приходишь не сразу. Уже потом, став женой, я поняла: главное - найти равновесие, гармонию в отношениях с человеком, и тогда уже никому не придется доказывать, что ты имеешь право быть рядом с ним.
- Где была ваша свадьба?
- Да вы знаете, свадьба у нас получилась неинтересная, я вообще о ней не рассказывала ни в каких интервью. Володины родные были против нашей женитьбы. За то время, которое мы прожили вместе, ему так и не удалось убедить их, что я именно та женщина, которая ему нужна. Он боялся меня потерять, но жениться не хотел. С другой стороны, пора было принимать решение: моя учеба в ГИТИСе заканчивалась, и я собиралась ехать в ереванский театр, куда меня звали. Получилось так, что решение мы приняли по телефону: Володя, как обычно, был на гастролях. Я объявила ему, что уезжаю. На следующий день он позвонил: "Ты никуда не поедешь, мы должны пожениться". Я говорю: "Ты мне делаешь предложение?" - "Да, вот я приеду..."
Он должен был приехать на три дня, а потом опять улететь на месяц. Папа в эти дни играл концерты в Германии, так что свадьба единственной дочери прошла без него. Володя не захотел ждать. Мне казалось, что ему немножко неудобно смотреть моему отцу в глаза.
Свадьбу справили дома. Володя сказал: "Иначе придется звать всю Москву". Он привез мне красивый белый костюм - не свадебный, но очень элегантный, пригласил фотографа, и мы после загса поехали сниматься в рощицу где-то в Тропареве. Фотография получилась такая: раба любви. Спиваков меня за всю жизнь два раза поднял на руки: во время этой съемки. И все. После чего мы вернулись домой. Моя мама уже накрыла стол, приехали его мать и сестра. Большой радости они не испытывали. Или так: были счастливы, но виду не показали.
Вообще Володина мама человек уникальный, до сих пор играет на рояле - недавно, в день его рождения, она села, сыграла "Посвящение" Шумана. Мама безумно артистичная: она рассказывает так, что умираешь со смеху. Или может станцевать вам канкан. Она одаренный человек, прошедший очень тяжелую жизнь. В начале войны немцы повесили ее мать, и она осталась совершенно одна, из блокадного Ленинграда попала в Уфу, где и познакомилась с Володиным отцом. Они скитались по каким-то коммунальным квартирам, жили то в шестиметровой комнате, то в пятнадцатиметровой, мама играла на рояле и поднимала своего Вовочку. Конечно, жизнь была непростая.
При первой встрече она приняла меня потрясающе: "Боже мой, какие у вас ноготочки! Кто вам маникюр делает? Ах, сама? Боже, какая прелесть!" К сожалению, у мамы много советчиков, ей напели про меня "хорошую" песню, и с этой песней, периодически забывая мотивчик, она и живет все шестнадцать лет. Но вы знаете, я настолько благодарна ей за то, что она Володю родила... Я всегда хотела, чтобы между нами были мир и взаимопонимание. Долго за это боролась. А сейчас у меня период тайм-аута: я ни за что не борюсь, уверена, что все само собой уладится, когда придет время.
- Вы говорили, что были женщиной без стержня. Сейчас о вас этого никак не скажешь.
- Возраст, опыт, рождение детей в любом случае меняют женщин. Кроме того, я сама себя лепила, делала ошибки и училась на них.
- А Владимир Теодорович не занимался вашим воспитанием? Когда взрослый мужчина берет в жены молодую девушку, он иногда стремится стать Пигмалионом.
- То, о чем вы говорите, мне знакомо - я знаю немало таких пар. У нас совершенно другой случай. Володин секрет в том, что он, взрослый мужчина, так и остался большим ребенком. Как ни странно, это человек, который до сих пор не уверен в своем таланте, он сам себе всю жизнь доказывает, что чего-то стоит. Поэтому Володя никогда не действовал, как Пигмалион. Но я не могу сказать, что Спиваков меня лепил. Правда, он привил мне вкус к живописи. Или, скажем, приучил меня к китайским ресторанам - он их любил, а я нет. Другое дело - он может сказать, что ему что-то не нравится, и я к этому прислушиваюсь.
Как-то я убирала квартиру, еще на Вернадского. Володя неожиданно вернулся с репетиции, а я стою, как сейчас помню, в откуда-то выкопанных красных носках. "Ну и вид у тебя! Будто с армянской горы спустилась", - заметил он. Больше я не ношу носков, ни при каких обстоятельствах. .. В другой раз он так же неожиданно вернулся и увидел меня в бигудях. Мне было сделано замечание, и больше меня в бигудях никто не видел.
- А ваша профессия? В кино вы больше не снимались?
- Нет, я еще несколько раз пыталась, но... Видите ли, я считаю, что у нас очень счастливый брак. Я счастливый человек, и Володя, надеюсь, тоже. Но за эти шестнадцать лет совместной жизни мы дважды стояли на краю пропасти в наших отношениях, и оба раза из-за моих поползновений совместить две роли - жены Спивакова и профессиональной актрисы. Стоило мне сделать такую попытку, и все заходило в тупик. Мы теряли общий язык, пустота сразу же заполнялась другими людьми, и брак шел к катастрофе. Он не рухнул только потому, что ко мне наконец пришло понимание: я человек сильный, могу жить и уважать себя, не будучи актрисой и женщиной независимой. И вот когда я это уяснила, все стало на свои места.
После свадьбы я очень быстро родила Катю. Володя сказал: "Ну ладно, ты пока посиди дома, подожди, а там посмотрим". Когда Кате исполнился год, умер папа. Я поехала в Ереван его хоронить и осталась там, потому что надо было поддержать маму - она была в очень плохом состоянии. Я поняла: чтобы не сойти с ума, надо работать. Начала сниматься, и это вызвало бурную реакцию. Володя внезапно прилетал на два дня - а меня нет. Ну и, как всегда, нашлись добрые люди, которые ему твердили: "Все понятно, молоденькая, что с нее взять?" И вдруг у него изменился голос - совершенно чужой стал, непроницаемый.
Я вернулась домой и обнаружила, что он мне не верит, ревнует и из-за этой ревности готов поломать нашу судьбу.
- То есть вы были на грани разрыва?
- Да, и в этот момент я поняла, что жизнь у меня одна и мне надо делать выбор сегодня, сейчас. Я решила, что для меня важнее быть его женой.
Был еще период, когда я почувствовала, что он куда-то от меня удаляется, что его начинают окружать чужие люди, которые меня к нему не подпускают. Это произошло после нашего переезда в Испанию. Мне исполнилось тридцать лет, для женщины это рубеж, и я подумала: "Боже мой, я ведь ничего еще не сделала из того, что могла бы!"
- Я помню, как "Виртуозы" уезжали в Испанию, это, кажется, 1989 год...
- К этому моменту оркестр стал разваливаться. "Виртуозы" были на таком гребне славы, что немножко от нее устали. Потому что выше уже невозможно: каждый концерт - аншлаг, турне - опять все замечательно. К тому же быт заел - время-то было тяжелое. Когда Володя понял, что происходит, он устроил собрание. И ему сказали: чтобы спасти оркестр, надо куда-то уехать. Как - весь оркестр? Но они же привыкли, что Спиваков - фокусник. И действительно, все получилось, поскольку в Испании на его концерты ходила сестра короля. При фонде принца Астурийского был хор, и испанцы очень хотели иметь свой оркестр. Так "Виртуозам" удалось уехать - причем с семьями, кошками и собаками. Шлепали президентские визы. Володя приехал и удивился: "А это кто?" - "А это двоюродная сестра, муж первой жены..." Сто двадцать человек уехали жить в Испанию. И все это было на большом подъеме, но когда мы с Володей сидели в аэропорту в Мадриде, я рыдала, понимая, что это начало конца.
"Виртуозы" как бы перестали быть московским оркестром, но и испанским не стали. Раньше вокруг них в Испании всегда был ажиотаж, а тут они стали вроде бы местными - сначала шум пошел, их показали по всем каналам телевидения, а потом... Я попала в крошечный город, где мне не с кем было словом перемолвиться. "Виртуозы" продолжали ездить, мой муж появлялся дома все реже и реже - я вдруг очутилась в полном вакууме.
- И вы попытались снова начать работать?
- Я съездила на шесть месяцев в Париж, поучилась в Сорбонне. Это мне много дало, конечно. Потом пыталась организовывать какие-то выставки из России, снялась в Питере в одном неудачном фильме... И опять слышала этот сухой, отстраненный Володин голос по телефону, чувствовала, что мы отдаляемся друг от друга и это ведет к разрыву.
А потом я поняла, что жду ребенка, и это само собой все разрешило. Я восприняла это как прямое указание судьбы - надо не заниматься поисками себя, а сохранять то, что есть, надо быть вместе.
- Вы стали его помощницей, секретарем, импресарио, может быть?
- Нет, импресарио - это слишком громкое слово. У Володи замечательный импресарио, Мишель Глотц, который 25 лет работал с Каллас, Караяном. Во Франции, вообще в Европе его все знают - Караян называл его "моя музыкальная совесть", они вместе создавали Зальцбургский фестиваль.
Так что импресарио я себя никогда не назову. Скорее я координирую жизнь Спивакова: он дирижер, солист, он дает концерты в России, выступает с симфоническим оркестром, у него свой фестиваль - все это надо привести к общему знаменателю. Ну и, естественно, быт - об этом тоже надо думать. Я не играю роль музы, а стараюсь по возможности оберегать моего мужа от того ненужного, что отвлекает его от работы, потому что для него работа - это все.
- А что, он действительно всюду ходит со скрипкой?
- Даже на пляж. Нормальные люди купаются, загорают, развалившись на песочке. А Спиваков надевает наушники, разворачивает партитуру... Сидит на полотенце с закрытыми глазами и размахивает руками. На юге Франции, где никто не знает, кто он такой, его, наверное, принимают за городского сумасшедшего.
И так же в самолете на него иногда смотрят - он и там работает. Был случай, когда я его встречала в Ницце беременная. Он летел из Рима, я вот с таким животом и с нашей старшей, Катей, приехала в аэропорт. Самолет прибыл, все выходят - а моего мужа нет. Я подхожу туда, где багаж, - крутятся три чемодана Спивакова, в том числе чемодан с нотами. Уже их стали снимать, я кричу: "Это чемоданы моего мужа!" Звоню девушке, которая его провожала в Италии: "Соня! Где Спиваков?" Та удивляется: "Ты что, мы его привезли заранее, за два часа, он хотел купить во фри-шопе сигареты". Сердце у меня упало: так, ему стало плохо в самолете.... Катя говорит: "Мама, успокойся, успокойся". А я рыдаю: "Нет, с папой что-то случилось!"
Кидаюсь в бюро информации: объясните, может быть, кого-то из самолета увезли в больницу, не мог же человек пропасть?! Там говорят: "На ваше имя есть факс: господин Спиваков скоро будет здесь, он летит рейсом Лондон-Ницца". Но как он мог попасть в Лондон?
Оказывается, Вова действительно купил сигареты, до отлета оставалось еще два часа, он надел наушники, раскрыл какую-то симфонию и сел дирижировать. И, естественно, прослушал объявление о посадке. Когда он снял наушники, выяснилось, что самолет уже улетел. "Как вы объявляете, ничего не слышно!" Короче, авиакомпания умудрилась переправить его в Лондон, а там он сел на самолет в Ниццу.
- Это портрет тихого рассеянного гения. А мне приходилось слышать, что у Спивакова взрывной характер. Рассказывали о какой-то драке, в которую он ввязался в Париже...
- Ну, это старая история. Володя играл концерт, потом мы отмечали его у Ростроповича и где-то в три часа ночи пешком отправились к себе в отель, чтобы немножко проветриться. И тут на нас напали: из темноты появились два здоровенных араба и негр. Спивакова мгновенно сбили с ног, я вместе со скрипкой полетела в другую сторону. Помню, как услышала свой крик никогда не думала, что могу так кричать. Я поняла, что сейчас его убьют: он лежал на мостовой, над ним склонились два бандита, и я слышала звуки ударов. И вдруг ситуация странным образом переменилась. Негр вдруг упал, и я увидела своего мужа, который выдавал этакого Леонова из фильма "Джентльмены удачи" - он шел вперед растопырив пальцы: "Ну, щас я вам..." Такого трехэтажного мата мне до тех пор слышать не приходилось.
Через пять минут он раскидал всех троих: Володя ведь в молодости боксом занимался. Потом повернулся ко мне; я поняла, что он еще не вышел из роли: "Что ты орешь, мы победили!"
Когда мы вошли в отель, я увидела, что у него рука в крови: это была кровь того негра. Портье бросился к нам: "Месье Спиваков, что с вами?" В номере я никак не могла успокоиться - прикуриваю одну сигарету от другой, руки трясутся, а Вова уже что-то напевает в спальне: "Сатинька, а ты что не ложишься?" Я-к нему, всхлипывая, вытирая слезы, а он говорит: "Ты что? Ты разве не поняла - я сам все это придумал. Я их нанял, чтобы тебя удивить". На следующий день он должен был давать концерт. Благополучно его отыграл - как потом выяснилось, со сломанными ребрами.
- И часто он вас удивляет?
- Постоянно. Он сделает что-нибудь, потом спрашивает: "Ну, я тебя поразил?" Мы были в Бостоне, он играл там концерт, и вечером гуляли по улочке, где расположены всякие маленькие антикварные лавчонки. Зашли в один такой магазинчик, чтобы выбрать подарок его маме. Там были две маленькие пряжечки, наверное, 20-х годов. С сапфирчиками и какими-то мелкими белыми камнями вроде фианитов. Милые вещички.
Володя спрашивает: "Тебе нравится?" Я говорю: "Вообще-то забавно". И мы ушли. Спустя два месяца приезжает наш приятель: "Мне надо Вову увидеть". И вдруг мой муж торжественно выносит эти пряжки: "Ну, я тебя поразил?!" - "Вова, откуда?" - "Мы уехали, а я подумал - красивая вещь!" Он кому-то позвонил, договорился, кто это привезет, - не в подарок на какой-то праздник или день рождения, а просто так. "Я тебя удивил?" - "Удивил". Вот у нас все время так. Со Спиваковым не соскучишься.
- А как же ваши мечты о кино, о сцене? Вы не сожалеете, что не стали Сарой Бернар?
- Нет. То, что делает Володя, намного значительнее того, что могла бы делать я. И я счастлива, когда вижу в каком-то его проекте свою маленькую лепту. А потом, я его люблю...
Недавно Володя впервые выступил в Москве в качестве главного дирижера Российского Национального оркестра. Только я одна знаю, как он шел к этому концерту, чего это ему стоило. К сожалению, банда музыкальных критиков спустила на него всех собак - и концепция не та, и прическу поменял, и вообще "шоуменствует". А он меня, знаете, чем удивил? Обнял и тихо так сказал: "Пока мы вместе, мне ничего не страшно". Разве можно после таких слов о чем-то жалеть?