Сайт: Комок

Статья: ЗДРАВСТВУЙТЕ, Я ПЕРВАЯ АКУЛА КАПИТАЛИЗМА!

Джек Траут "Дифференцируйся или умирай":

"Вы будете шокированы, но в Красноярске (Россия) и Coca-Cola, и Pepsi оказались наголову разбиты местной компанией -- производителем прохладительных напитков, владеющей маркой Crazy Cola. По данным AC Nielsen Rusia, ее доля в общем объеме продаж напитков "кола" составляет 48%".

Евгения Кузнецова -- первый президент красноярского АО "Пикра". Она превратила заурядный убогий пивзавод в современное мощное предприятие. На это ушла эпоха. Кузнецова стала знаковой фигурой -- бизнес, женщина, независимость, успех, Сибирь.

8 октября она празднует юбилей.

К этому моменту она заставила себя собрать наконец воедино свои записи. Она писала эту книгу в разные годы. Дневники, статьи, письма. Мера откровенности -- высшая. Мы предлагаем вам выдержки из этого еще не совсем готового труда.

Тема простая -- что бизнес делает с человеком и что человек может сделать с бизнесом. Обычно такие подробности остаются за кадром. Особенно когда история бизнеса превращается в детектив...

Впрочем, и начиналась ее история совсем не идиллически.

Эхо Гражданской войны

Выпускница Ленинградского химико-фармацевтического института поехала по распределению в Красноярск. "Сибирь" -- звучало очень романтично.

В советское время нам были доступны все науки. Кроме науки управлять людьми. Это была прерогатива высшей партийной школы. В 70-х годах в журнале "Эко" появились первые статьи Дейла Карнеги, и это было так интересно! Я читала их в качестве лекций молодым специалистам завода медпрепаратов, где тогда работала. Мне было их жаль, потому что из-за отсутствия в нашей высшей школе науки управления мы проходили эту школу через первого руководителя, к которому попадали. Завод медпрепаратов был в то время кузницей кадров. Это было хорошо организованное предприятие с высокой технологической культурой и дисциплиной. Мне, правда, не повезло с первым руководителем. Это была женщина времен Гражданской войны и внешне, и в мышлении. Ей только не хватало кожаной куртки, она носила двубортный серый пиджак и курила "Беломор". Сама я тоже тогда курила, но "БТ".

Нас с моей подругой Мурашкиной она невзлюбила сразу. Мы были яркие, молодые, чересчур современные для Красноярска, более того, образованные и хорошо работающие, что не укладывалось в ее логику мышления.

Не попадали мы в привычный стереотип мышления партийной кондовой касты. Два тяжелых эпизода связано с этой дамой. Первого ребенка я рожала в г. Барановичи, откуда приехала, и там жила мама, но ребенок умер. Я вернулась, потрясенная первым большим несчастьем в своей жизни. Получать 20 руб. компенсации от государства я не пошла, считая это каким-то кощунством. Но были финансовые проблемы, и я пришла просить аванс на месяц вперед или компенсацию за отпуск. Я плохо помню всю унизительную проповедь, которую она мне прочла, но запомнилось что-то о том, что сегодня она может денежными знаками заклеить стены в своей комнате. Зачем это говорилось вчерашней нищей студентке, я тогда не поняла, но чувство гадливости осталось на всю жизнь. Самое абсурдное происходило позже. Когда ее сняли с должности начальника цеха и три дня уговаривали меня принять у нее дела, я согласилась только при условии, что дела напрямую у нее я принимать не буду. Я не могла участвовать в ее унижении. Сейчас я, может, и понимаю, что ее раздражало. Думаю, приход смены, нового поколения, непонятного и чуждого.

На заводе я проработала в общей сложности 20 лет. Мы работали много и трудно от бестолковости системы, но весело, потому что были молоды. Помимо работы времени хватало и на театр, и на литературные вечера, и на посиделки с артистами, художниками, с друзьями, обязательно с гитарой, новыми стихами и песнями и вечными спорами о театре и кино.

"На пивзавод? За что?"

В 1986 меня вызвали в партком. А у меня в это время были неприятности с КГБ по поводу четырехтомника Н.С. Гумилева, которого я позволила себе не только прочесть, но и дать почитать другим, а они его еще и перепечатали. Это было неслыханным преступлением, ведь издан он был в Париже. Но это другая история. Итак, я решила, что меня в очередной раз будут прорабатывать по этому поводу. Но приехали из другой организации -- из райкома и горкома партии -- и стали уговаривать меня пойти директором пивзавода. Мой первый вопрос был: "Где это?" Я не знала, где он расположен, я знала только, что, когда наших слесарей с завода медпрепаратов, где я в это время работала, увольняли за пьянку, они все уходили работать на какой-то мифический пивзавод, где их почему-то принимали. Оказалось, что расположен он совсем рядом: расстояние в 2 километра и разница в развитии, техническом и кадровом, в 20 лет. Обычно так представляли нам в школе предприятия отсталой царской России, где только буржуи жили, а народ трудился в поте и пьянствовал. И, правда, иногда казалось, что со времен Флориана Клепацкого, польского ссыльного, основавшего этот завод, здесь ничего не менялось. Ощущение, что ты попал в другую эпоху.

Это был совершенно заброшенный пивзаводик. Мы иногда с бывшим начальником отдела кадров, ныне директором по персоналу Ольгой Перепелицей, вспоминаем, как каждое утро отправляли "Волгу" (мою персональную машину) за бичами (была такая своеобразная биржа труда). Мы их везли сюда и расставляли по рабочим местам. Бичи -- во-первых, во-вторых -- солдаты, в-третьих -- набирали девушек, освободившихся из заключения, к счастью, у нас было свое общежитие. Вот такие кадры, вот так здесь в то время, в 1986 году, работали. И все это происходило на пищевом предприятии!!!

Когда я сюда шла, если честно, я не знала, куда иду. Почему столько запоров и железных дверей. Только позже я узнала, что так защищались работницы завода от набегов бичей, жаждущих пива, а охрана завода состояла из дедов, мирно попивающих пиво из чайника. Помню в один из первых вечеров, когда я пыталась найти хотя бы намеки на документы и познакомиться с деятельностью завода, на который пришла работать, я, выезжая с территории, увидела странные тени, как в неореалистическом кино, висящие на обрешеченном окне участка розлива пива, я подошла к охране и попросила (двух дедов с чайником) вывести их. Они посмотрели на меня мутным глазом и не сдвинулись с места. Я начинала понимать, где я работаю.

Мне было очень легко решать здесь производственные, технологические вопросы. Но я столкнулась с громадными трудностями извне. Я совершенно не знала торговли. Советская торговля -- это особая история человеческого унижения. Это была каста неприкасаемых. От них зависели все, у них все просили что-нибудь, даже высшей номенклатуре они выбирали, дать или не дать.

Я же знала до этого только книжную торговлю: для того чтобы иметь книги, которые были главной радостью в жизни в то время, приходилось организовывать вечера книголюбов, и за это тебе доставались новинки литературы. Там тоже были торгаши, жившие за счет дефицита, но более вежливые, все-таки распределяли культуру и клиент был образованный.

Реплика Жени Кузнецовой-Бриман, дочери:

-- Я очень не хотела, чтобы она шла на пивзавод. Мама до сих пор злопамятствует. Она приехала ко мне в лагерь вместе со своей подругой, Лилей Малкиной, актрисой Ленинградского театра "Эксперимент". Приехала и сказала: "Женя, мне предлагают пивзавод". Я такое лицо сделала! Моя мама, вся в Цветаевой, поэзии и театре, -- и вдруг пивзавод... Кошмар! "Зачем тебе это надо, да никогда!.." Для нее это было очень... тяжело. Ей нужна была поддержка. Но мне было 14 лет.

-- А я, наоборот, эпатировала знакомых и незнакомых, особенно в Москве, среди театрального снобистского бомонда после диспута о каком-то спектакле вдруг говорила: "Я -- директор пивзавода". И наслаждалась изумлением.

Колбаса и Тодор Живков

В 7.30 обегала на работе все склады, считала бутылки, рабочих. Летом узнала, что квас -- это главный продукт нашего времени. Проверяют все: от райкома до крайкома -- и все -- сколько бочек. Где стоят, где не стоят и почему. Дурдом. Постоянные бесконечные и бестолковые совещания с торговлей.

Параллельно штабы по строительству цеха пепси. У всех одна забота -- как отбиться от работы.

Перед всеми унижалась, и все унижали как могли. Народный контроль написал жалобу в горком партии за то, что в столовой нашел копченую колбасу для болгар. Замшелый старичок из народного контроля читал мне лекцию по марксизму-ленинизму, что Тодор Живков не позволил бы кормить своих рабочих лучше наших. Наши не едят копченую колбасу, нет ее у нас, враги съели, и никто не должен есть ее (кроме партноменклатуры). Где разрешение на получение копченой колбасы для болгар? Пришлось получать и такое разрешение...

Никто не обещал, что будет легко

И вдруг появилась возможность уйти в аренду, избавиться от начальника, который может быть начальником где угодно, но нигде заместителем, потому что на самом деле он ничего не умеет и не знает.

Когда мы в Москве подписывали бумаги в Министерстве сельского хозяйства, то вечером буквально валились с ног, потому что за день наматывали километры по кабинетам. Не одни каблуки мы с Ольгой Черновой сбили на этих переходах.

Зато потом я с полным правом пришла и говорю: "Здравствуйте, я первая акула капитализма!" Где? Да на совещании в райкоме партии!

Нам пришлось преодолевать не только бюрократические барьеры, но и непонимание коллектива, очень много пришлось объяснять, доказывать...

Незабываемые совещания со своими же сотрудниками, когда надо было голосовать за устав. Одно и то же не один день:

-- Нам должно быть больше.

-- Чего больше и сколько?

-- Не знаем сколько, не знаем чего, но ветеранам больше.

В 1991 году мы акционировались, через год подали заявление на выкуп, а еще через год выкупили завод. Мы имеем свидетельство № 1 в Красноярском крае о праве собственности на предприятие.

Когда было труднее всего?

На самом деле легких лет не было, каждый был тяжелым по-своему.

Все годы самостоятельного существования не были не только спокойными, но даже похожими один на другой. Жизнь последовательно загоняла нас в сложнейшие рыночные ситуации, из которых выходили благодаря крайнему напряжению сил и творческих, а иногда и просто физических.

Уже ничего не страшно

Я в больнице. Ползают тараканы. Надо обследоваться. Но лучше не залеживаться. Это потеря энергии, которая мне так нужна сейчас. Перевернула весь завод, полная реорганизация структуры управления. Требует время, требует рынок, необходимо для выживания. Кажется, все просчитала, продумала. Спокойной жизни не будет, но, может быть, избавлюсь от ежедневного подсчета бутылок, этикеток и т.д.

Меня спрашивают: не боюсь ли я Х.? Да ни черта я не боюсь. Вижу насквозь, как Иван Грозный в анекдоте, и разрулю вовремя, но польза от этого назначения большая, чего ж бояться.

Господи, что ж я так много работаю? Куда делись нормальные человеческие желания и есть ли они? "Конечно, есть, да не про вашу честь", -- так говаривала моя мама.

Другой стиль жизни

Можно ли что-то решать через власть?

Через власть -- это самый выгодный бизнес и, на мой взгляд, самый неинтересный. Почему? Потому что это легкие деньги, а легко заработанные деньги, они не во благо. Когда они заработаны своим трудом, чувство совершенно другое. Чувство, что ты действительно что-то сделал в этой жизни и деньги -- это только плата за твой труд. Бизнес -- это тяжелый труд.

Власть -- это другой стиль жизни.

Приходя во власть, люди вынуждены принимать решения, исходя из "политических интересов", часто вопреки здравому смыслу.

Посмотрите на нашу Думу -- там же все, как при советской власти, только теперь в открытую, если не сказать в наглую, ничего не боясь. Ходят из одной партии в другую, которые практически ничем не отличаются друг от друга. Партии, фракции, комитеты, лоббирование. Сплошное лицемерие, игры какие-то, и Госдума как клуб по интересам. Единственный закон, который депутаты прописали добросовестно, -- это закон об их собственных привилегиях.

Но можно бесконечно ругать власть и требовать, только не надо валить на нее все -- разрыв канализации, которой сто лет, преступность, без которой нет жизни на земле, все дело в степени разгула.

Свои проблемы надо научиться решать самим.

Очень хорошо сказал И. Бродский: "Человек свободный отличается от человека порабощенного именно тем, что в случае катастрофы, неудачи, несчастья никогда не винит обстоятельства, другого человека, власть -- он винит самого себя. Человек порабощенный всегда считает, что в происшедшем кто-то виноват. В этом разница между свободным и порабощенным человеком".

Все мы из царства порабощенных, но очень хочется стать свободней. Может, этим объясняются мои сложные отношения с властью: я понимала и понимала ее силу и возможности, но никогда не бегала по кабинетам и не засиживалась в приемных. За это чиновники иногда считали меня высокомерной. Но это не так. Хотелось выдавить из себя раба по капле.

Я не могла и не хотела признать чье-то полное право на мою жизнь. Очень хотелось что-то сделать самой. Доказать себе свое право на свою жизнь. Кое-что получилось, хоть иногда было страшно.

* * *

Не выношу, когда за рубежом мне говорят гадости о моей стране. Мы все были немножко антисоветчики, но для внутреннего пользования. Это мой дом. Я здесь живу, а вы, наблюдатели, живете там, и не ваше собачье дело рассуждать об этом. Впервые я столкнулась с этим в Лондоне в 1992 году, когда старый человек, работавший когда-то переводчиком на правительственном уровне, стал мне рассказывать об ужасах Гулага, о которых он слышал. Я ему объяснила, что он об этом слышал, а мои родители в этом жили, и, может, поэтому я так мало о них знаю: в доме обсуждались только домашние дела. Я даже в 80-х, имея свой опыт, предупреждала дочь, когда рассказывала ей о Серебряном веке, что об этом в школе лучше не говорить. И, вообще, я живу в Красноярске -- весьма и весьма "гулажном" месте.

Дальше задают вопрос: почему Ельцин начал войну в Чечне? Да не со мной он водку пил, когда принимал решение, мне и самой это не нравится, но начали разговор с Чечни, а закончили оккупацией Чехии советскими войсками в 1968 году. Я сама в 1968 рыдала по этому поводу. Бесполезно объяснять.

Но это наши за рубежом.

С иностранцами же в разговоре о Советском Союзе однажды я была потрясена.

Мои друзья-австрийцы после охоты в Туруханске встречали меня в Вене и в чудном домашнем ресторанчике продолжали восхищаться природой, впечатлениями после охоты, и вдруг Кристиан Конрад, впервые побывавший в России, очень неожиданно серьезно сказал: "Мы вас так боялись!" И неловкая пауза. Я в первый раз поняла и прочувствовала, что нас действительно боялись и мы были в образе некоего монстра. Было странно и почему-то стыдно. Осталось чувство вины.

Идея покаяния -- правильная идея и, к сожалению, неосуществимая.

Что писала The Wall Street Journal

Сибирская королева безалкогольных напитков обогнала по продажам пепси и колу.

Красноярск, Россия -- Евгения Кузнецова, бывшая коммунистка, ныне директор фабрики, активно поддерживающий капитализм. Могла ли она такое представить?

Будучи главой ОАО "Пикра", производящего пиво и безалкогольные напитки в этом сером сибирском городе c населением в 870 000 человек, она конкурирует с "Кока-Кола Компани" и с "Пепси-Кола Инкорпорейтед" и побеждает их играючи. "Кока и пепси для нас не проблема, -- заявляет она. -- Это мы для них проблема".

Ее оружие -- крейзи-кола, ароматная газированная смесь, имитирующая напитки общепланетных гигантов. Чуть светлее, чем кока или пепси, с легким травяным привкусом, согласно данным московского представительства информационной компании ACNielsen, она составляет 48% продаж всех напитков типа колы в городе Красноярске.

Успех "Пикры" показывает, как тяжело даже самым опытным специалистам по маркетингу расширять свой рынок в странах с бедной и нестабильной экономикой. Но это также испытание деловых способностей миссис Кузнецовой, которая била коку и пепси в их собственной маркетинговой игре еще до того, как рухнул рубль.

На самом деле свои навыки по менеджменту и производству она приобрела в "Пепси", которая, начиная с 1989 года, разливала свой напиток на ее заводе, тогда принадлежавшем государству. "Пепси" даже посылала ее на специальные обучающие курсы для исполнительных директоров, проходившие в Школе бизнеса Фукуа при университете Дьюка. "Пепси" была моей деловой школой", -- говорит она. -- Они проиграли, потому что так хорошо меня научили".

Между тем продажи миссис Кузнецовой с прошлого лета удвоились. "Может быть, "Кока-кола" -- мировой лидер", -- говорит она. -- "А мы № 1 здесь".

Одна из немногих в России женщин -- глав компаний -- миссис Кузнецова также один из редких директоров заводов советской эры, которые смогли так успешно перейти из коммунистической системы в капиталистическую.

Несмотря на школу, которую она получила в "Пепси", миссис Кузнецова порвала связи с компанией в 1997 году. Стороны не смогли договориться о расширении распространения своих продуктов и не возобновили контракт. Кузнецова утверждает: "Пепси" хотела, чтобы ее местные бренды "умерли своей смертью".

Представители "Пепси", которые отказались комментировать любые аспекты своей деятельности в Красноярске, остались без местного разливочного цеха. Теперь компании приходится привозить свои напитки из других сибирских городов.

Акцизная марка за пять миллионов

Одна из моих бизнес-детективных историй отношений с властью

Об этой истории ходило много слухов, домыслов. Меня цитировали, хоть я ничего никому не рассказывала. Сейчас могу рассказать, как это было на самом деле.

В начале 2001 года появилось очень странное постановление, в котором нам предписывалось наклеивать акцизные марки на минеральную воду. Это был такой же абсурд, как вышедшее во время дефолта постановление: "Не иметь рентабельность выше 2%!"

Мои сотрудники мне напоминали, а я отмахивалась, мол, это временная глупость, лучше не связываться, само пройдет. Но не тут-то было. В апреле раздался звонок.

Звонил некто:

-- Евгения Георгиевна, вы не выполняете постановление губернатора края по акцизу.

-- Вы знаете, минеральная вода имеет рентабельность 3-4% и это социально-значимый продукт, это вода не для богатых, и мы не можем повышать цену, а без прибыли мы тоже работать не можем. Давайте здраво рассуждать...

-- Мы должны не рассуждать, а выполнять.

-- Если б я не рассуждала, то давно бы здесь не работала.

-- Всякое может быть.

-- Вы о чем?

И я бросила трубку. Мне давно никто не угрожал. Угрозы были разные. Помню все, но самая страшной была первая, когда пугали, что дочь может стать и не такой красивой, как сейчас.

Здесь я поняла, что не отмахнешься так легко, и написала губернатору письмо со всеми расчетами и аргументами. Попасть же на прием не могла, несмотря на хорошее отношение со стороны Л. Гавриной, распорядительницы его времени. Потом назначили время. Прихожу, но вместо генерала в кабинете Л. Гавриной встречаюсь с бравым военным со значком ветерана чекиста, с удостоверением, подписанным П. Бородиным (администрация президента). И с договором, который мне предлагается подписать, где указан адрес -- куда я должна перечислить 5 миллионов рублей на мою акцизную марку.

Повторяю все экономические выкладки про неэффективность этого проекта с точки зрения населения и бизнеса. Он меня не слышит. Человек из экономики понимает только одно: 5 миллионов рублей я должна перечислить по определенному адресу. И еще, что надо слушаться и выполнять приказ генерала, они где-то вместе служили. Какое мне до этого дело, не понимаю. И ухожу, ничего не подписав.

После недолгой передышки получаю докладную зам. губернатора Х. На докладной -- резолюция губернатора: "Шутить не рекомендую!"

Я все поняла, но согласиться не могла в силу все той же экономической нецелесообразности! Это был какой-то глухой телефон, где никто никого не слышал.

Вызвали к Х. Их было трое, я одна. Разговор все тот же дурацкий: я на языке цифр, Х. -- "Приказ генерала". Я о том, что они подводят генерала, что это нарушение антимонопольного законодательства.

Мне: "С антимонопольным я договорюсь".

Я: "Мне не надо договариваться. Вы приходите и уходите, а я остаюсь и не хочу отвечать за ваши безграмотные постановления".

Ему надоело все это тоже.

-- Вы что, войны хотите?

-- А что вы можете? Государственный рэкет? Так я под ним живу.

-- Кончайте в детский сад играть! К 6 часам вы должны позвонить и дать ответ.

-- Я уже дала. До свидания.

Одному уважаемому человеку, пришедшему уговорить меня не вызывать огонь на себя, я попыталась объяснить, что для меня это невозможно и стыдно перед моими менеджерами выполнить этот приказ, потому что у меня прозрачный бюджет и все будут знать и понимать, что я совершаю или глупость, или еще что-то неприличное.

После этого за 365 дней мы имели 173 различных проверки. Административный ресурс в действии.

Я только потом поняла, как им нужно было мое согласие: без меня рушилась вся схема, а я ведь главный производитель в крае.

Речь шла не о пяти миллионах. В этой истории самый прикольный (как говорит моя внучка Маша) эпизод: после угроз г-на Х. куда, вы думаете, я пошла? Никто не может угадать. В ФСБ. И сказала, что, если завтра у меня обнаружат наркотики, незарегистрированное оружие или еще что-нибудь, официально заявляю: мне обещали неприятности люди с большими возможностями, которые на государевой службе находятся, между прочим. Я, тихая диссидентка, увлекавшаяся самиздатом, имевшая здесь неприятности с КГБ (контора глубокого бурения -- так мы его величали), а за защитой от власти прибежала туда. Что-то в этом есть анормальное, но интересное, надо додумать.

Простая история, через которую проходили многие. Не надо судить тех, кто не мог выдержать этот напор. Мне тоже было страшно. Но потом.