Сайт: People's History

ВЕСНОЙ 1983 ГОДА ТЕАТРАЛЬНЫЙ Ленинград сходил с ума. Обветшавшее здание Театрального института, что на Моховой, осаждали толпы страждущих. Трещали двери, рвались подметки, со всех аудиторий тащили стулья, сидели на полу, стояли в проходах. Выпускной курс А. Кацмана - Л. Додина показывал дипломный спектакль "Ах, эти звезды". Собственно, это был не спектакль, скорее то, что теперь называется затрепанным словом "шоу". Музыкальное представление с участием звезд мировой эстрады: Эллы Фицджералд, Лайзы Минелли, Элвиса Пресли, Жака Бреля и т.п. Их играли, пародировали, представляли студенты, которые на глазах экстатически восторженной, изумленной аудитории сами становились звездами. Во всех номерах они пели живьем, ни разу не унизившись до чужой фонограммы. Блистали многие. Этот курс был незаурядным и успешным просто по определению: Петр Семак, Анжелика Неволина, Максим Леонидов, Ирина Селезнева. Леонидов, тот самый, что организовал бит-квартет "Секрет", был, конечно же, Элвисом Пресли. А Селезнева пела за многих, но лучше всего у нее получался Робертино Лоретти, трогательный чудо-мальчик из прошлой жизни. И спектакль этот казался чудом, столь легки и не ко времени свободны были эти юные артисты, столь веселы, непосредственны и талантливы. Он быстро выпорхнул за пределы ЛГИТМиКа, прокатился по стране, собирая стадионы. Актеры сделались известны, и их мгновенно разобрали лучшие ленинградские театры.

Ирину Селезневу и Максима Леонидова взял БДТ - главный театр города, уверенно и мощно ведомый Георгием Товстоноговым. Тогда это считалось сверхудачей, невозможным счастьем и стартом для будущей славы. В результате - несколько лет тихих вводов; не слишком выразительных ролей (среди них легкомысленная подружка Моцарта в "Амадее"), затянувшееся ожидание. У Товстоногова были свои планы и намерения, в которые никак не вписывалась глазастая блондинка с редким по диапазону голосом и поразительной естественностью актерской природы. В конце концов Селезнева ушла, сыграв напоследок главную роль в скромном спектакле, поставленном еще одной неудовлетворенной актрисой - Ларисой Малеванной. С течением времени название спектакля стерлось из памяти, а то, как играла Селезнева, помнится отчетливо.

Она ушла к своему учителю - Льву Додину, в Малый драматический театр, к тому времени уже очень популярный не только в России. На волне знаменитых "Братьев и сестер" по прозе Ф. Абрамова все последующие спектакли Додина принимались на ура. Спектакль "Звезды на утреннем небе" по пьесе Александра Галина не был шедевром, скорее данью времени, но успех он снискал невероятный, и Ирина Селезнева вместе с ним. Слезную историю о несчастных проститутках, которых в преддверии Олимпийских игр выселяют из Москвы на 101-й километр, она сыграла не просто трогательно и чисто, как то предписывала пьеса, но странным образом поэтично, на что автор уж никак не мог рассчитывать. "Звезды" победно шествовали по миру и даже получили почетную премию Лоуренса Оливье, но на актерской судьбе Селезневой это мало отразилось. Шли разговоры о том, что Додин собирается ставить чеховских "Трех сестер" и она сыграет Ирину, но спектакль так и не вышел. Снялась у Михаила Швейцера в "Крейцеровой сонате", но фильм прошел тихо, не слишком заметно. Селезнева могла много больше, чем делала, - это было очевидно. А о чем думала она сама, остается только гадать.

В один прекрасный день она вновь изменила ровное течение уже сложившейся жизни. Вместе с мужем, Максимом Леонидовым (вернее, вслед за ним, как жена декабриста), уехала из страны. Как тогда казалось - насовсем. В Израиль. Было совершенно ясно, что там она пропадет. Он, может быть, и нет, а она уж точно. Леонидов мог рассчитывать на бывших своих соотечественников, поклонников "Секрета", а ей рассчитывать было не на кого. Тех, кто рыдал от восторга на тех и других "Звездах", в Израиле, кажется, не было. Селезнева рискнула карьерой ради мужа, ни на что в прошлом не оглядываясь.

Интересно, однако, вот что. В то же самое время в Израиле только что приехавшими актерами во главе с режиссером Евгением Арье (кстати говоря, учеником Товстоногова) создавался русский театр. Создавался всерьез и надолго, при явной поддержке правительства. Селезневу позвали сразу же. Но она отказалась. Поступок, казавшийся странным, безумным, объясняла просто: не хочу идти в гетто, не хочу быть отдельной от страны, в которой, так уж сложилось, живу. Она быстро и поразительно легко выучила язык и стала играть на иврите так, будто родилась с этим языком, - помогла редкостная музыкальность. Ирина Селезнева стала ведущей актрисой Камерного театра в Тель-Авиве, звездой и гордостью израильского театра. А Максим Леонидов так и не смог прижиться в новой среде и в конце концов, оставив жену, вернулся в Россию. А Селезнева осталась. Русская актриса в Израиле - звучит экзотично, а приглядишься - почему бы и нет?

- Ира, вы приехали в Израиль со своим теперь уже бывшим мужем Максимом Леонидовым в 1990 году. Что толкнуло вас на такой шаг? Насколько мне известно, ваша судьба в тогдашнем Ленинграде складывалась благополучно: работали с режиссерами Георгием Товстоноговым и Львом Додиным, пользовались успехом у публики. Что еще нужно актрисе? Или это охота к перемене мест?

- Наш отъезд не был связан с творческими проблемами. Просто Максим, мой бывший муж, захотел уехать из Союза. Так случилось. Ветер судьбы. В жизни не все можно объяснить. У меня и в мыслях не было, что когда-нибудь я поеду в другую страну не просто туристом, а жить и работать. Тем более что язык здесь весьма необычен, по крайней мере, для меня. Честно говоря, никогда не предполагала, что буду играть на иврите.

Я долго сопротивлялась, не хотела ехать. А теперь думаю, что эмиграция - этап, дорога, судьба. И если все это тебе суждено, то так и будет. Во всяком случае у меня так и получилось.

- Вы не разочарованы?

- Нет. Но я ведь и не очаровывалась. Поэтому сейчас не в чем разочаровываться. Во всяком случае - в стране и людях, населяющих эту древнюю землю. В принципе, я отправлялась в неизвестность. Когда мы сюда приехали, нужно было обустраиваться в незнакомой среде, в обществе, где ни меня, ни я практически никого не знала.

- Что вы сделали в первую очередь?

- Сразу же пошли в школу, которая называется ульпан, там учат язык. Через некоторое время Максим начал сниматься в телесериале, однако на съемках он преимущественно разговаривал на английском. Потом, когда мы уже окончили курсы, я совершенно случайно попала в театр.

- Как это произошло?

- Через два месяца после нашего приезда в Израиль в Ленинград приехал режиссер местного Камерного театра. Его пригласили в Малый драматический, где я работала до отъезда, посмотреть спектакль по роману Федора Абрамова "Братья и сестры". Постановка ему весьма понравилась, и он выразил свое восхищение Льву Додину, а тот, в свою очередь, сказал ему, что вот, мол, совсем недавно наша актриса уехала к вам, если можете - помогите.

Гость был настолько потрясен спектаклем, что, не откладывая, позвонил из Ленинграда в Тель-Авив и потребовал найти актрису, о которой ему говорил До-дин. Актрису нашли, но она, как вы понимаете, тогда была еще мало подготовлена, чтобы играть на полноценном иврите. Тем не менее пробы все-таки состоялись. Я читала Ахматову, что-то пела, что-то этакое выплясывала и рассказывала о себе. Кстати, из всего этого впоследствии родился спектакль "Русская любовь", в котором отрывки из русской классики совмещались с рассказом о себе. "Русская любовь" имела успех в Израиле и даже заняла на фестивале моноспектаклей первое место. После этого меня взяли в театр и стали предлагать роли одну за другой.

- Но вы попали в совершенно другую эстетическую среду, ведь театр в Израиле и театр в России, как говорят в Одессе, две большие разницы.

- Конечно, в России совсем другая театральная школа, там большее внимание уделяется репетициям. В то же время здесь у меня больше самостоятельности и одновременно ответственности. Знаете, птенец вылетел из гнезда и стал летать сам, но... в совершенно другом театральном воздухе. Между прочим, это дает огромный профессиональный опыт.

- На местной сцене ставят только израильских авторов или тех, что приносят успех?

- Мне иногда кажется, что пьесы здесь выбирают случайно, хотя установка на успех обязательно присутствует. Но существует и достаточно стойкий интерес, например, к русской классике. Постоянно ставятся Чехов и Достоевский.

- Вы заняты по полной программе?

- Практически да, причем как у местных режиссеров, так и у тех, кто приезжает из России. Представляете, какое счастье было играть у Роберта Стуруа, не в первый раз приезжающего в Тель-Авив, или у Марка Захарова, перенесшего на израильскую сцену "Поминальную молитву"? Я не могу жаловаться на судьбу, она не обделила меня встречами с выдающимися режиссерами. В Ленинграде работала с Товстоноговым и Додиным - это была невероятная школа. Здесь - с Б. Морозовым в его необычной "Чайке" и с М. Козаковым в "Любовниках" по пьесе английского драматурга Пинтера.

- Мне кажется, ваша актерская судьба в некотором смысле уникальна. И все же вы довольны собой?

- Сейчас, по прошествии стольких лет, могу сказать - в творческом плане я довольна тем, что происходит. Но это отнюдь не значит, что я самодовольна. Напротив, у меня бывают депрессивные состояния. Как и раньше, мучают вопросы: что будет дальше, как я сыграла, как найти общий язык с партнером?

- Самолюбие не терзает?

- Конечно! Даже иногда чересчур. Я очень серьезно отношусь ко всему, что делаю, ко всему, что переживаю. Наверное, мне не хватает чувства юмора.

- Вы завоевали популярность в Израиле. Да и в России вас не забыли. "Московские каникулы" регулярно крутят по телевидению. Как вы относитесь к успеху?

- А кому не нравится, когда тебя хвалят? Хотя я по-прежнему часто ловлю себя на мысли: а вот здесь и здесь можно было сделать лучше. Но что получилось, то получилось. Сейчас не переснимешь и не переиграешь. В принципе, это и не нужно. Пусть остается все так, как есть.

- После "Московских каникул" жизнь в кино продолжается?

- Я снялась в Белоруссии у режиссера Пташука в фильме "Игра воображения" по сценарию уже покойного Эмиля Брагинского. От работы получила огромное удовольствие, но, к сожалению, насколько мне известно, фильм большой рекламы не получил и прошел не замеченным широкой публикой. Кроме этого были и другие предложения, но я в общем-то человек разборчивый.

- Вы снимаетесь только в СНГ и России?

- К сожалению, здесь кино не очень развито, в год выходит 4-5-6 картин. Я снималась в Израиле, но очень часто приходится отказываться. Особенно от ролей с определенным набором штампов или, скажем так, местных клише. Это когда предлагают играть эмигрантов из России, о том, как складываются их судьбы. И еще я отказываюсь от ролей коренных израильтянок, поскольку вряд ли смогу изобразить их удачно. Кино должно быть достоверным, перед камерой лгать нельзя.

- Вы вписались в израильское общество?

- Думаю, да.

- И при общении не испытываете дискомфорта?

- Я не ощущала здесь никакого дискомфорта с первой минуты. Не могу сказать точно, почему. Может быть, потому, что были очень тяжелые месяцы перед отъездом, когда я плакала, не зная, что нас здесь ждет. А может, оттого, что с самого начала я искренне попыталась полюбить эту землю и этих людей. Но в любом случае все, что было в России, осталось со мной, никуда не ушло, и русский язык - язык моего детства и юности.

- Кстати, проблема двуязычия для вас существует? Вы сейчас на каком языке думаете?

- Для меня особой языковой проблемы нет. На каком языке я думаю? Знаете, смотря о чем. Если о театре, о работе - то на иврите. А обо всем, что связано с бытом, - на русском. Вообще я не сторонница смешивать языки, пытаюсь говорить так, чтобы в русском не было ивритских слов, и наоборот. Что не свойственно большинству приехавших сюда из бывшего СССР или новой России. Но у меня, думаю, это связано прежде всего с профессией - не хочу терять то, чему учили на родине как артистку.

- Ностальгия не мучает?

- Сказать, что соскучилась, я не могу. Ведь сейчас границы открыты. И мы не похожи на тех, кто уезжал 20-35 лет назад, не говоря уже о первой волне эмиграции. Наверное, у каждого человека есть что-то свое, навсегда родное. Кто-то, например, совершенно не может воспринять эти пальмы, песок и камни, у него начинает болеть душа. Слава Богу, меня это минуло. Хотя каждый раз, когда я приезжаю в Россию, первым делом, если мне это удается, иду в лес и напитываюсь им до последней клеточки души. Да, я испытываю ностальгию по Набокову, Платонову, Пастернаку. Но это совсем другое.

- Как вы проводите свободное время, чем увлекаетесь?

- Отдыхаю, как правило, дома в Рамат-Авиве. Это один из прекраснейших районов северного Тель-Авива, он расположен неподалеку от Средиземного моря. Там много различных клубов, кафе, уютных ресторанчиков. Есть куда пойти. Люблю читать русскую классику, детективы, Стивена Кинга.

- Вы способны на безрассудные поступки?

- Пожалуй, нет. Никогда мне это не было свойственно. Не знаю, к сожалению или к счастью. Я так разумна, что даже самой иногда противно, почему же я такая нормальная? Весь мир давно уже сходит с ума, а я в стороне. Конечно, могу почудить, что называется, побеситься, но только с очень близкими, хорошо знакомыми людьми. Всегда есть какой-то самоконтроль, он-то и держит меня в определенных рамках. Наверное, от него следует иногда освобождаться. Человек не должен все время оставаться зажатым в этих рамках. Тем более женщина. Да еще актриса.

- Значит, вы не могли бы, к примеру, послать все к черту и уехать куда глаза глядят?

- Откровенно говоря, временами мне этого очень хочется, но... у меня в доме очаровательная кошка.